Проигрывают - обе. Точнее она одна. Проигрывает. Потому что успевает тринадцать раз досчитать до шестидесяти, прежде чем ресницы слипаются. Сколько времени проходит после - она уже не знает. Только выпадает из темной ямы полудремы, когда щелкает, блокируя двери, автоматический замок за спиной Орто. Все. Теперь она откроется только через четыре часа, когда они, - строем, как обычно и привычно, - пойдут на ужин, чтобы после, проведя необходимые гигиенические процедуры, репликанты снова вернулись сюда и легли спать. До семи утра, когда зажжется свет, и дверь снова будет разблокирована, чтобы выпустить их на разминку и завтрак. Тут ничего не меняется. Их расписание изо дня в день, неделя за неделей - зеркально дню предыдущему. Не считая выходов на арену. Крутится колесо, встает и садится солнце, ничего не меняется, ничего. Саманта научилась просыпаться за несколько секунд до того, как загорится свет и раздастся сигнал побудки. Научилась чувствовать голод в четко отведенное для этого время. По расписанию чистить зубы, - кому они тут нужны, их зубы? - и ходить в сортир. График. Четкий. Не терпящий изменений и возражений. Орто просто. Он привык к такому, он, если верить его рассказам, - а не верить им глупо, репликанты не врут, разве что умалчивают, - всегда жил так. От забора и до обеда.
Саманте - сложнее. У нее нет внутренней дисциплины, потому что ее донор не солдат. Просто попавшая в горнило девчонка, подписавшая контракт на перевод в отделение боевых инженеров только потому, что не хотела возвращаться в свою пустую квартиру, в которой ее больше никто не встретит. В которой не будет запаха тяжелых и сладких амбровых духов и мелькания длинной, до середины бедра, клетчатой рубашки густого чернильно-синего цвета. Девчонка, подписавшая контракт на перевод в боевое отделение, просто потому, что сердце выгрызает обида на ту, которая ушла. Саманта помнит все это, помнит причины, приведшие ту, которой она была, на войну. Только не чувствует ничего, ни к восточной женщине, ушедшей в ночь и прочь из жизни той, что была когда-то Самантой, ни к мужчине с фамилией зверя, на которого та, которая была Самантой, смотрела с обожанием и восхищением. Та, которая сейчас, лишь меланхолично отмечает про себя, как эмоции и эгоизм искорежили жизнь ее донора. И, как следствие, ее собственную. Та, что помнит о войне, обречена продолжать эту войну бесконечно. Как... глупо.
Репликант садится на кровати, подбирая под себя ноги. Пробегает быстрым взглядом по напарнику-сокамернику. И не находит ничего, что стоило бы беспокойства. Движется как обычно, не бережется, не прихрамывает, не морщит чуть заметно брови. Повязка на руке - выбил запястье? Непроизвольно растирает свое, отдающее тупой ноющей болью. Наверное, нужно доложить об этом. То, что она не справилась с отдачей - не удивительно. У нее слабое тело и птичьи кости. А вот в случае Орто это наводит на подозрение. Да и не бывает таких совпадений, чтобы оба и сразу. При испытании одного и того же оружия. Вечером, после ужина, обязательно подойдет к кому-нибудь из людей и передаст свои наблюдения. Может они и надуманные, но лучше перегнуть, чем отмахнуться.
- Я в порядке, - произносит, с кивком, словно бы дополнительно подтверждающим ее слова и облизывает лопнувшую губу, тревожа ранку кончиком языка.
Губу разбила глупо, совершенно по идиотски впечатавшись лицом в перекрытие, которого не заметила в горячке. Плохо. Голова должна оставаться холодной, даже если очень страшно, даже если рядом слышны выстрелы, тра-та-та-та-та, как стежки швейной машинки, прошивающей их жизни. Их тела. Орто будет недоволен, будет хмурить брови и выговаривать ей за неосторожность и глупость. Так что о причинах своего «ранения» она промолчит. Репликанты не врут, они умалчивают.
Саманта натягивает одеяло на свои плечи, укутываясь в него как в кокон, смотрит на Эйлора из-под упавшей на глаза челки. Нужно будет подстричь. Ничего не должно мешать на Арене. Жалко, конечно. Саманта репликант, объект испытатель, собственность корпорации «Лира», и, все-таки, девушка. Просто девушка, чей донор так и не успела пожить, глупо погибнув во время крушения в двадцать два человеческих года. И ей тоже хочется быть хотя бы немного красивой. Наверное, остаточные эмоции. Как фантомные боли в отрубленной ноге. Люди не могут распечатать себе новую руку или ногу. Люди страдают от фантомных болей. А она - не должна. Так что вечером же сострижет эту хренову челку.
- Больно? - срывается вопрос, прежде чем она успевает хорошенечко обдумать, стоит ли вообще его задавать.
И так понятно, что больно. К чему сотрясать воздух. Привычка глупая, человеческая. Бывает у репликантов в первый год после распечатки, пока они еще не до конца потеряли психоэмоциональную связь с донором. Простительно. Но тест пройти надо. Вечером. Все вечером. Тест. Челка. Чистка зубов и посещение туалета. Хватило бы времени поужинать. По расписанию. Вечному. Крутящемуся как колесо.
[status]Бередя потемки снами наяву[/status][icon]http://sh.uploads.ru/pib8K.jpg[/icon][sign].[/sign][info]<div class="purple">Досье</div></p><b>Раса:</b> репликант<br><b>Возраст:</b> 22 года<br><b>Род деятельности:</b> Объект-испытатель 747</p>[/info]