В те дни, когда на Джереми находило особое настроение, толстяк начинал вещать особо любопытные вещи. Нет, попиздеть бармен всегда был горазд, но в основном это были сплетни, слухи и просто рассуждения на тему того, что все вокруг мерзкие мудаки, а он святое воплощение адекватности в бредовом и кровавом болоте гетто. Но иногда его пробивало рассказать о том, как гетто докатилось до жизни такой, и что тут было до того, как корпорации огородили клоаку от всего остального города. От него Саманта узнала, что когда-то, когда весь Дамнос состоял исключительно из нижнего уровня и гетто, здесь был просто бедный район для рабочих с индустриальной зоны и их семей, а нижний уровень тогда считался едва ли не элитным районом. Сейчас, глядя на опоры города и тянущиеся далеко вверх уровни, загораживающие от клоаки небо и солнечный свет, поверить в это было очень трудно. Но, все-таки, Саманта не была полной идиоткой и подозревала, что зерно истины в рассказах жирдяя есть. И даже примерно представляла, что и как располагалось тут в те славные года, когда Новый Дамнос еще не был огромным муравейником, в котором сидели друг у друга на головах и гадили сверху вниз миллиарды запертых тут войной и произошедшими после нее климатическими, или какими там еще, аномалиями, человек. Так что сейчас, пробираясь по грязным задворкам, накинув на голову плотный капюшон, а блестящие части одежды обмотав темными тряпками, Саманта автоматически отметила про себя, что тут, скорее всего, раньше находились какие-то склады или еще какие хранилища того, что добывалось в оскудевших ныне шахтах.

«Мы решили, что ты справишься с этим лучше, чем кто бы то ни было», - голос своего Сержанта Саманта слышала редко, пару десятков раз за все те годы, что носила на своем плече нашивку, подтверждающую ее ранг и право называться одной из «Богомолов», а значит, к его словам стоило как минимум прислушаться. - «Твоя мобильность позволит тебе проникнуть на их базу незамеченной, тогда как «соцветию» пришлось бы брать их штурмом».
Фостер понимала, что в случае необходимости, был бы и штурм, и огонь и что угодно, но так же она понимала, что в таком сценарии неизбежны потери. А терять одного, или десять - разница, все же, есть. Пробраться внутрь, и открыть дверь остальным - вроде бы, ничего сложного. Если не догадываться, что лезешь в долбанное логово людоедов. Наверное, ей должно бло быть страшно, но вместо этого Саманта испытывала какой-то нездоровый азарт, едва ли не подпрыгивая от предвкушения предстоящей заварушки.

Сегодня ублюдки, заманивающие к себе людей ищущих черный рынок, вотчину «Богомолов», и толкающие им непроверенную хрень, тем самым вредя репутации группировки, будут наказаны. Их пытались вычислить несколько месяцев, подсылая к ним «троянских» покупателей, которые так и не смогли выйти на них, следя за сетью и просто методично обшаривая немалую территорию гетто. «Богомолы» рыли землю носами, поднимая все связи и напрягая всех возможных информаторов. И вот. Наконец-то. Сегодня.

Сигнал ее коммуникатора отслеживался на электронной карте Сержанта, ведущего ее своими подсказками через крохотный наушник, утопленный в ушной раковине. Сэм задумчиво кивнула, хотя никто и не мог видеть ее жестикуляции, и отправилась на поиски нужной лазейки. Теперь становилось понятно, что Сержант имел в виду, говоря про «мобильность». Они просто не нашли больше никого, кто смог вы втиснуться в этот крысиный лаз. Фостер аккуратно сняла решетку, стащила с себя куртку с вшитыми в нее твердыми и, как следствие, слегка мешающими передвижению щитками, оставаясь в одной майке и с биотическим усилителем на плотно прилегающих к коже ремнях. Верного «Мясника» пришлось оставить с одним из «соцветия» ожидающего в засаде, и Саманту это, откровенно говоря, нервировало. Женщина подтянулась на руках, втискивая свое тело в узкую шахту вентиляции и поползла вперед, стараясь не слишком шуметь и не торопиться. Поспешишь - налажаешь. Налажаешь - подохнешь. Старый добрый закон выживания.

Саманта выдохнула из груди весь воздух, максимально расслабила свое тело и соскользнула по плавно изгибающейся шахте вниз, словно огромная змея. Где-то вдалеке слышались человеческие голоса, но Саманта не прислушивалась к ним. Ее задача - просто следовать указаниям. Просто ползти вперед, не обращая внимания на то, что шахта, кажется, с каждым метром становится все уже и темнее. Все в порядке. Она доберется. Все хорошо. В любом случае, дороги назад - нет. Развернуться тут не выйдет при всем желании, как и ползти пятясь ногами вперед. Главное - не терять ориентации. Даже в темноте. Ей не привыкать. Большая часть ее жизни - сплошная темнота и вонь разлагающихся тел. Великое ничто, как же тут воняет!

Дышать, - тихо-тихо, заполняя грудь едва ли наполовину, прерывисто, давя рождающиеся в груди всхлипы. Нет, нет, только не сейчас. Только не в эту минуту. Саманта опускает веки, втягивает в себя воздух рваными глотками, распахивая рот как повешенный в последние секунды перед смертью. Заставляет душащий страх засесть где-то в глубине грудной клетки, колючим металлическим шаром древнего оружия-моргенштерна. Потом, когда все это закончится, она сможет выплюнуть, выхаркать его из себя. А сейчас она должна следовать указаниям, делать свое дело, выполнить работу.

«Страха нет, - кроме страха передо мной. Стыда нет, - кроме стыда за невыполнение приказа», - волосы на затылке, - в чужом кулаке, - болезненной перетянутостью готовой лопнуть струны, - «Не задавай вопросов. Не сомневайся».
Страха нет. И никогда больше не будет.

Саманта подтягивает свое тело вперед, змеиным усилием, тяжелым напряжением мышц. Босые ступни, - ботинки тоже пришлось оставить снаружи, чтобы не выдать себя стуком металлических набоек на носках, - скребут по металлу. Она не знает, сколько времени она ползет так, повинуясь голосу в наушнике, пока впереди, за очередным поворотом вентиляционной шахты, не показывается зарешеченное окошко света. Она замирает, заставляя себя дышать. Замирает, чтобы не выдать себя стоном облегчения или стуком локтей по металлу рожденным слишком резким движением. Резким, в желании выбраться отсюда поскорее. Саманта доползает до решетки, смотрит наружу через висящие на ней грязно-коричневые хлопья пыли и мерзости. Ждет. Выжидает. Не шевелится. Не дышит. И только когда понимает, что там, снаружи, нет никакого движения, или звука, или лишнего, - пробивающегося через общий гнилостный фон, - запаха, позволяет себе осторожно коснуться решетки. Поддается под пальцами, сдвигается в сторону. Саманта толкает свое тело вперед, свисая из трубы по грудь, в поисках какой-либо опоры для тела. Вылезает из трубы, аккуратно приставляя решетку на место, осматривается вокруг.

Саманта облизывает пересохшие губы и скользит к двери. Все хорошо, все просто отлично. Она справилась. Осталось чуть-чуть, самую малость. Всего-то добраться до двери, вскрыть замок и впустить сюда «соцветие». Когда она слышит характерный щелчок сработавшей растяжки, она еще успевает ударить себя в грудь, активируя биотический щит. Когда ее ослепляет огненной вспышкой, а стены за ее спиной осыпаются каменной крошкой высеченной осколками, она еще успевает грязно выругаться, - вслух, ибо какая теперь-то разница. А потом ее просто отбрасывает в стену, выбивая из груди весь воздух, заменяя его тягучей болью, а из головы - все мысли.

И будит ее тоже - боль. Саманта глухо стонет, снова ощущая себя. По ней как будто проехал груженый состав, - вся спина, наверняка, сплошное содранное кожей на лопатках ничто. Голова гудит похоронным колоколом, в глаза и на губы насыпали серого песка арены. Пытается ощупать себя, но руки - смотанные за спиной, - затекли болезненной судорогой, острыми иголками под ногти. Темно. Темно и холодно, - обнаженные плечи покрываются мурашками. Холодильник для живого мяса. Чтоб вам, суки, отравиться ядовитым репликантом. Жаль, что не отравятся на самом деле.
Женщина прислушивается к голосам в отдалении. Похоже, она подняла знатный тарарам своим появлением. Не удивительно. Стыдно, мучительно стыдно за то, что попалась в такую простую ловушку. Саманта ругается, переплетая меж собой конструкции на трех языках, пытаясь освободить руки, или хотя бы немного ослабить скотч. А когда понимает, что это бессмысленно, просто подносит их ко рту и начинает жевать тонкую пленку. И, судя по всему, жевать ей придется долго. Ровно до тех пор, пока ее не отвлечет чей-то стон совсем рядом. Замечательно. Она тут не одна.

Голос, совсем рядом. Откуда-то сверху. Саманта смаргивает с ресниц темноту, мучительно пытаясь рассмотреть хоть что-то. Темнота, глухая, чернильная темнота. Сэм подносит руки к лицу, пытаясь нашарить носом кнопку включения коммуникатора, но натыкается только на свою кожу, покрытую слоем липкой ленты. Ну конечно же, коммуникатор с нее сняли. Как и биотический усилитель - непривычно свободно, ремни не стягивают грудную клетку, да и одежда, похоже, разорвана. Суки, паршивые суки! Впрочем, пленным не положено иметь при себе ничего, кроме самих себя. Саманта морщится от горького привкуса во рту, кривит лицо от накатывающей волнами злости. Она совсем не собралась подыхать так глупо - в руках у людоедов. Она прекрасно понимает, что за ней не придет никто, по крайней мере не сегодня. Она сама разворошила гнездо мухоедов, и Сержант не поведет «соцветие» на штурм сейчас, когда эти ублюдки готовы к нападению. Конечно, умирать они потом будут долго и мучительно, «Богомолы» всегда мстили за своих жестоко и без лишних сантиментов, не только словом, но и делом подтверждая репутацию одной из сильнейших группировок, но... будет ли ей от этого легче? Едва ли. Какая разница, будут ли твои убийцы мучиться на кострах, или распятыми, прикрученными к металлическим крестам болтами, пробившими ступни и ладони, если тобой, к тому моменту, кто-то из них уже сходит в штаны?
Саманта совершенно не согласна с таким способом окончить свою жизнь. Не для этого она выжила на Арене, не для этого сумела вырваться из «Лиры», пожелавшей стереть ее, не для этого сохранила остатки себя после ломки Анхорана. Совсем не для этого.

Отвечать она не торопится. Просто не видит в этом никакого смысла. Светская беседа двух неудачников делу не поможет. Саманта снова подносит руки к лицу и начинает жевать скотч, раздирая его зубами. Пока, наконец, он не рвется с громким треском разведенных в стороны рук. С ногами уже проще - когда свободны руки, даже отсутствие какого-нибудь завалящего осколка стекла не сделает жизнь дерьмовей, чем она есть. А услышав как в замке проворачивается ключ, - шаги до этого она не слышала, видимо дверь достаточно плотная, даже для усиленных чувств репликанта, - замирает и откидывает голову назад, закрывая ресницы и вновь сложив руки на груди, одна к одной. Словно и не освобождалась. Ее любимый трюк. Никто не ожидает подвоха от тощей девчонки, рост которой едва-едва превышает отметку в пять футов. Ее коронный номер - прикидываться слабой, беззащитной, сломанной. Потому что змея кусающая из засады имеет шанс укусить в самое мягкое, обычно защищаемое место.

Она не видит, кто именно входит в комнату. Но слышит его шаги. Ближе. Ближе. Еще ближе. Ждет. Она нужна им живой, чтобы допросить. Так что можно и подождать удачного момента. Наклоняется так, что Саманта чувствует его смрадное дыхание над собой. И тогда она распахивает глаза и бьет головой в его лицо, с удовлетворением подмечая хруст ломающегося носа. Дальше - дело техники. Когда человеку ломают нос, он не может думать ни о чем другом. Кровь, заливающая носоглотку, резкая боль. Все это отвлекает, дезориентирует и дает противнику очень неплохие шансы. Репликант откатывается в сторону, вскакивая на ноги и, - теперь, при минимальном освещении из-за распахнутой двери она видит почти все, - бьет людоеда коленом в лицо, отправляя его на пол, корчиться и завывать, зажимая руками разбитую рожу. Жаль, что нормального оружия у него при себе нет, но длинного тонкого шила, выпавшего на пол из разжатой руки, вполне хватит, если вогнать его в висок.
Теперь она позволяет себе осмотреться, в поисках своего сокамерника. И натыкается взглядом алых глаз на окровавленное лицо.
- Жив, парень?

Пользуясь тем, что мужчина из-за вынужденной, - склеенной своей собственной засохшей кровью, - слепоты не может видеть ее, Саманта внимательно осмотрела своего собрата по несчастью. Черты лица - типично европейские, одежда - хорошая и добротная, и, - Саманта принюхалась, бесшумно подойдя, практически вплотную, - чистая. Именно что чистая, не такая, как бывает в гетто.

Сама она предпочитала одежду из лип-кожи не только потому, что она плотно прилегала, словно «облепляя», - откуда и название, - тело, но и потому, что на ней совершенно не оставалось пятен. Не впитывающая жидкости, она просто не нуждалась в глубокой очистке. Достаточно было протереть брюки мокрой тканью, чтобы удалить и грязь и засохшую кровь и еще сотню разных прелестей, которые можно было нацеплять на себя в гетто. К тому же, в ней не заводились паразиты, а в этом отношении Саманта была до ужаса брезглива. Опуститься - легко, стать одной из воняющих грязью и неблагополучием обитателей гетто. Куда сложнее не сделать этого, и первое, что нужно делать, чтобы этого не произошло, - содержать свое тело, одежду и оружие в полном порядке. А в реалиях гетто это не такая-то простая задача.

Одежда незнакомца - тканевая, на такой легко остаются все следы нелегкой жизни, - была чистой. Пусть и заляпанной его собственной кровью и парой свежих грязных отметин. Но от нее, - и Саманта могла в этом поклясться, - пахло чистотой. Пусть все запахи и забивала гнилая вонь, репликанту все равно чудилась тонкая нотка свежести. Выводы, сделанные на основании этих наблюдений, были очень простые. Парень явно с верхних уровней. С верхних - это любой находящийся выше клоаки. А раз он тут, в логове этих ублюдков, значит или похищенный ужин, что вряд ли - им куда проще отловить кого-то из местных, чем тащиться через крысиные норы за свежим мясом, - или, что куда логичнее, очередной кретин купившийся на их обманку-ловушку. Саманта покачала головой. Снять мужчину с крюка будет не так-то просто. Даже если она сможет его приподнять, что едва ли возможно, учитывая ее более чем скромные габариты, то точно не очень высоко. И ничего, кроме лишней боли это ему не принесет.

- Слушай внимательно, - Саманта не собиралась повторять дважды, ибо времени у них и без того оставалось не очень много. Скоро пропавшего мудака хватятся, - Сейчас я присяду и подставлю плечо тебе под ногу. Находи опору и толкайся вверх, освобождая руки. И сразу же сгруппируйся, потому что будешь падать, а поймать я тебя не смогу. Ферштейн?
Наверняка ферштейн, ибо ничего особо сложного она от него не хотела.
- Встанешь мне на голову - убью, - добавила репликант, вставая на колени и подставляя плечи под висящие в воздухе ноги, - Ну же, парень, давай.
Возиться с ним еще. Придурок, полезший в гетто в одиночку и без охраны. Сам виноват. Логичнее всего было бы бросить его тут и выбираться самой. Но что-то не давало Саманте поступить так. В конце концов, из него может выйти неплохая отвлекающая внимание остальных бандитов мишень. Пусть приносит хоть какую-то пользу, пока она будет искать возможность выбраться из этой задницы.